«Третий Рим»: тюрьма, считающая себя крепостью
Кажется есть некая архитипическая повторяемость в том, какие идеи движут кремлевскими правителями.
С одной стороны их мотивирует некая идея «всемирной миссии», условная концепция «Третьего Рима» в различных вариантах.
С другой стороны ими движет «комплекс осажденной крепости»: «кругом враги, все желают нам зла, ото всех необходимо оградиться».
Из этого и рождается антиномия кремлевской политики: построение некоего всемирно значимого и всемирно влиятельного образца государства, несущего особую миссию – с одновременной закрытостью от внешнего мира, с окружением себя «железным занавесом».
На самом деле никакого всемирного значения кремлевская модель никогда не имела, так как была и остается вторичной: это модель «против», а не «за», разрушения, а не созидания.
Это видно на примерах: от изначальной концепции «Третьего Рима» – отрицания актуальности значения Рима старого и Константинополя в купе с отрицанием возможности построения чего-то лучшего, чем московитский «Рим» – до нынешнего построения «путинской России» как «отрицания Запада».
Поэтому, создаваясь на отрицании, такая модель с необходимостью вторична, так как требует наличие первичного отрицаемого.
Безраздельно властвовать внутри периметра, закрывшись, отгородившись от «враждебного внешнего мира» – вот суть кремлевской идеи. А чтобы самим себе и подданным было не так грустно от осознания, что на самом деле строится тюрьма – эту тюрьму объявляют твердыней, крепостью, последним оплотом борьбы с…
И даже кажущееся исключение Петра I на самом деле подтверждает правило: он тоже строил на отрицании – только зло было обозначено не снаружи, а внутри, и на место доморощенных тюремщиков были приглашены иноземные наемники. Но суть тюрьмы, рабства, холопства – осталась неизменной.
В этом контексте мне кажется символичным, что во всей Европе (а может и не только, не уверен) – только глава «Великой Московии» до сих пор правит из средневековой крепости.
С другой стороны ими движет «комплекс осажденной крепости»: «кругом враги, все желают нам зла, ото всех необходимо оградиться».
Из этого и рождается антиномия кремлевской политики: построение некоего всемирно значимого и всемирно влиятельного образца государства, несущего особую миссию – с одновременной закрытостью от внешнего мира, с окружением себя «железным занавесом».
На самом деле никакого всемирного значения кремлевская модель никогда не имела, так как была и остается вторичной: это модель «против», а не «за», разрушения, а не созидания.
Это видно на примерах: от изначальной концепции «Третьего Рима» – отрицания актуальности значения Рима старого и Константинополя
Поэтому, создаваясь на отрицании, такая модель с необходимостью вторична, так как требует наличие первичного отрицаемого.
Безраздельно властвовать внутри периметра, закрывшись, отгородившись от «враждебного внешнего мира» – вот суть кремлевской идеи. А чтобы самим себе и подданным было не так грустно от осознания, что на самом деле строится тюрьма – эту тюрьму объявляют твердыней, крепостью, последним оплотом борьбы с…
И даже кажущееся исключение Петра I на самом деле подтверждает правило: он тоже строил на отрицании – только зло было обозначено не снаружи, а внутри, и на место доморощенных тюремщиков были приглашены иноземные наемники. Но суть тюрьмы, рабства, холопства – осталась неизменной.
В этом контексте мне кажется символичным, что во всей Европе (а может и не только, не уверен) – только глава «Великой Московии» до сих пор правит из средневековой крепости.
